Оглавление
Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В.Д. Зорькина, судей К.В. Арановского, А.И. Бойцова, Н.С. Бондаря, Г.А. Гаджиева, Ю.М. Данилова, Л.М. Жарковой, Г.А. Жилина, С.М. Казанцева, М.И. Клеандрова, С.Д. Князева, А.Н. Кокотова, Л.О. Красавчиковой, Н.В. Мельникова, Ю.Д. Рудкина, Н.В. Селезнева, О.С. Хохряковой, В.Г. Ярославцева,
заслушав заключение судьи С.Д. Князева, проводившего на основании статьи 41 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" предварительное изучение жалобы граждан О.В. Борохова, В.А. Кауца и А.Ю. Федотова,
установил:
1. В своей жалобе в Конституционный Суд Российской Федерации граждане О.В. Борохов, В.А. Кауц и А.Ю. Федотов оспаривают конституционность следующих положений Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях:
части 2 статьи 1.7, согласно которой закон, смягчающий или отменяющий административную ответственность за административное правонарушение либо иным образом улучшающий положение лица, совершившего административное правонарушение, имеет обратную силу, то есть распространяется и на лицо, которое совершило административное правонарушение до вступления такого закона в силу и в отношении которого постановление о назначении административного наказания не исполнено; закон, устанавливающий или отягчающий административную ответственность за административное правонарушение либо иным образом ухудшающий положение лица, обратной силы не имеет;
пункта 5 части 1 статьи 24.5, в соответствии с которым производство по делу об административном правонарушении не может быть начато, а начатое производство подлежит прекращению при отмене закона, установившего административную ответственность.
Как следует из представленных материалов, по требованию О.В. Борохова, В.А. Кауца и А.Ю. Федотова постановлением прокурора Курчатовского района города Челябинска от 27 марта 2012 года было возбуждено производство по делу об административном правонарушении, предусмотренном статьей 5.60 "Клевета" КоАП Российской Федерации, в отношении гражданина Р., являющегося владельцем интернет-сайта информационно-аналитического агентства и разместившего на нем не соответствующую действительности и порочащую потерпевших информацию.
Постановлением мирового судьи судебного участка N 8 Калининского района города Челябинска от 11 апреля 2012 года, оставленным без изменения решением Калининского районного суда города Челябинска от 5 июля 2012 года, Р. был признан виновным в совершении предусмотренного частью 2 статьи 5.60 КоАП Российской Федерации административного правонарушения, выразившегося в распространении в средствах массовой информации заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство заявителей, и ему назначено наказание в виде административного штрафа в размере 2000 рублей.
Постановлением Челябинского областного суда от 15 ноября 2012 года, оставленным без изменения постановлением Верховного Суда Российской Федерации от 14 февраля 2013 года, указанные судебные акты отменены, а производство по делу прекращено на основании пункта 5 части 1 статьи 24.5 КоАП Российской Федерации. При этом суды исходили из того, что Федеральным законом от 28 июля 2012 года N 141 -ФЗ "О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации" (вступил в силу 10 августа 2012 года) из Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях статья 5.60 исключена в связи с криминализацией описываемого в ней деяния (статья 128.1 "Клевета" УК Российской Федерации), а вынесенное в отношении Р. постановление о назначении административного наказания не исполнено.
По мнению заявителей, оспариваемые законоположения препятствуют реализации потерпевшими от административных правонарушений своего права на доступ к правосудию и тем самым не соответствуют статьям 17 (часть 3), 18, 21 (часть 1), 45 (часть 1), 46 (часть 1) и 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации, поскольку предусматривают прекращение производства по делу об административном правонарушении в случае отмены закона, устанавливавшего административную ответственность за соответствующее деяние, и, как следствие, влекут безусловное освобождение от административной ответственности (наказания) лица, совершившего такое деяние, даже если вынесенное в отношении него постановление о назначении административного штрафа не исполнено вследствие уклонения виновного от его добровольной уплаты в установленный законом срок.
2. Определение оснований и условий административной ответственности в силу статей 72 (пункт "к" части 1) и 76 (часть 2) Конституции Российской Федерации относится к совместному ведению Российской Федерации и субъектов Российской Федерации и осуществляется посредством издания федеральных законов и принимаемых в соответствии с ними законов и иных нормативных правовых актов субъектов Российской Федерации. Закрепляя и изменяя составы административных правонарушений, меры ответственности за их совершение и порядок производства по делам об административных правонарушениях, законодатель - как федеральный, так и региональный - обладает широкой дискрецией и вместе с тем связан положениями Конституции Российской Федерации, содержащимися прежде всего в ее статьях 1 (часть 1), 19 (часть 1), 49, 54 и 55 (часть 3) и образующими в совокупности исходные начала института административной ответственности в правовой системе Российской Федерации, согласно которым применение административной ответственности может иметь место только на основе закона, четко определяющего состав административного правонарушения, включая вину как обязательный признак субъективной стороны, и должно быть таким, чтобы ее последствия (в том числе для лица, привлекаемого к ответственности) являлись адекватными тому вреду, который причинен в результате административного правонарушения, не допуская избыточного государственного принуждения и обеспечивая соблюдение баланса основных прав индивида (юридического лица) и общего интереса, состоящего в защите личности, общества и государства от административных правонарушений (постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 19 марта 2003 года N 3-П, от 27 мая 2008 года N 8-П, от 13 июля 2010 года N 15-П, от 17 января 2013 года N 1-П, от 14 февраля 2013 года N 4-П и др.).
Статья 54 Конституции Российской Федерации в качестве конституционных принципов применения законов, устанавливающих ответственность за правонарушение, закрепляет общее правило, согласно которому ответственность за правонарушение определяется законом, действующим во время его совершения, и исключение из этого правила - в отношении закона, устраняющего или смягчающего ответственность. Как неоднократно отмечал в своих решениях Конституционный Суд Российской Федерации, данные правила - основываясь на общеправовых принципах справедливости, гуманизма и соразмерности ответственности за совершенное деяние его реальной общественной опасности - имеют универсальное для всех видов юридической ответственности значение и являются обязательными и для законодателя, и для правоприменительных органов, в том числе судов. Принятие законов, устраняющих или смягчающих ответственность, по-новому определяет характер и степень общественной опасности тех или иных правонарушений и правовой статус лиц, их совершивших, вследствие чего законодатель не может не предусмотреть - исходя из конституционно-обусловленной обязанности распространения действия такого рода законов на ранее совершенные деяния - механизм придания им обратной силы, а уполномоченные органы не вправе уклоняться от принятия юрисдикционных решений об освобождении конкретных лиц от ответственности и наказания или о смягчении ответственности и наказания, оформляющих изменение статуса этих лиц (Постановление от 20 апреля 2006 года N 4-П; Определение от 16 января 2001 года N 1-О).
3. Из содержания взаимосвязанных положений части 2 статьи 1.7 "Действие законодательства об административных правонарушениях во времени" и пункта 5 части 1 статьи 24.5 "Обстоятельства, исключающие производство по делу об административном правонарушении" КоАП Российской Федерации с очевидностью следует, что они, по сути, лишь воспроизводят и конкретизируют соответствующие положения Конституции Российской Федерации применительно к институту административной ответственности физических и юридических лиц. При этом распространение оспариваемыми нормами действия закона, отменяющего административную ответственность, на лиц, в отношении которых не исполнено постановление о назначении административного наказания, в том числе по причине уклонения от его исполнения, согласуется с принципами справедливости, гуманизма и адекватности публично-правового реагирования на совершенное противоправное деяние соразмерно его актуальной общественной опасности и - принимая во внимание, что статья 54 (часть 2) Конституции Российской Федерации не ограничивает возможность применения правил об обратной силе закона в зависимости от каких-либо обстоятельств, включая поведение совершивших правонарушение и привлеченных к ответственности лиц, - не выходит за рамки дискреционных полномочий законодателя.
Не препятствуют они и гарантированному статьей 52 Конституции Российской Федерации доступу потерпевших от административных правонарушений к правосудию, поскольку прекращение производства по делу об административном правонарушении в связи с отменой закона, установившего административную ответственность, не образует преграду для их обращения в суд в целях установления в других процедурах оснований для привлечения совершившего соответствующее деяние лица к гражданской ответственности: в силу статьи 4.7 КоАП Российской Федерации споры о возмещении имущественного ущерба и морального вреда, причиненного административным правонарушением, в любом случае разрешаются судом в порядке гражданского судопроизводства. Иное - по смыслу правовой позиции, сформулированной Конституционным Судом Российской Федерации в Постановлении от 16 июня 2009 года N 9-П, - вступало бы в противоречие с конституционным требованием об обеспечении каждому судебной защиты его прав и свобод, делая иллюзорной возможность компенсации потерпевшим вреда, причиненного им административным правонарушением, в случае прекращения производства по делу в связи с принятием закона, отменяющего административную ответственность за его совершение.
Таким образом, оспариваемые законоположения, по существу воспроизводящие и конкретизирующие предписания статьи 54 (часть 2) Конституции Российской Федерации, не лишают лиц, потерпевших от административных правонарушений, производство по делам о которых прекращено в связи с отменой закона, установившего административную ответственность, доступа к правосудию, а потому не могут рассматриваться как нарушающие конституционные права и свободы заявителей в обозначенном ими аспекте.
Проверка же законности и обоснованности судебных решений, в том числе в части квалификации Федерального закона от 28 июля 2012 года N 141-ФЗ "О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации" в качестве основания для прекращения производства по делу об административном правонарушении, к полномочиям Конституционного Суда Российской Федерации, как они установлены статьей 125 Конституции Российской Федерации и статьей 3 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", не относится.
Исходя из изложенного и руководствуясь пунктом 2 части первой статьи 43 и частью первой статьи 79 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", Конституционный Суд Российской Федерации
определил:
1. Отказать в принятии к рассмотрению жалобы граждан Борохова Олега Викторовича, Кауца Вячеслава Артуровича и Федотова Андрея Юрьевича, поскольку она не отвечает требованиям Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", в соответствии с которыми жалоба в Конституционный Суд Российской Федерации признается допустимой.
2. Определение Конституционного Суда Российской Федерации по данной жалобе окончательно и обжалованию не подлежит.
Председатель
Конституционного Суда
Российской Федерации
В.Д.ЗОРЬКИН
по Определению Конституционного Суда Российской Федерации от 10 октября 2013 года 1485-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы граждан О.В. Борохова, В.А. Кауца и А.Ю. Федотова на нарушение их конституционных прав частью 2 статьи 1.7 и пунктом 5 части 1 статьи 24.5 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях
Конституционный Суд Российской Федерации своим Определением от 10 октября 2013 года 1485-О отказал в принятии к рассмотрению коллективной жалобы граждан О.В. Борохова, В.А. Кауца и А.Ю. Федотова на нарушение их конституционных прав частью 2 статьи 1.7 и пунктом 5 части 1 статьи 24.5 КоАП Российской Федерации, поскольку счел, что данная жалоба не отвечает требованиям Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", в соответствии с которыми такого рода обращения могут быть признаны допустимыми. Конституционный Суд Российской Федерации исходил в данном случае из того, что оспариваемые законоположения не могут рассматриваться как нарушающие конституционные права и свободы заявителей и не содержат неопределенности с точки зрения их соответствия требованиям Конституции Российской Федерации.
Выражая сомнение в таком выводе, представляю в соответствии со статьей 76 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" настоящее мнение.
1. Несмотря на то, что принятое Определение относится к числу так называемых "отказных", когда предполагается, что нет оснований для рассмотрения конституционной жалобы по существу, следует признать, что в данном случае имеет место вполне содержательное разрешение весьма принципиального вопроса, суть которого сводится к следующему: возможно ли освобождение от юридической ответственности лица, привлеченного к административной ответственности, если после вынесенного судебного решения (но до его исполнения) был принят и вступил в силу закон, которым соответствующее правонарушение переводится в разряд уголовных, и наказание, таким образом, изменяется не в сторону смягчения, а, напротив, ужесточения? Иными словами, речь идет о ситуации, когда государство не только не устраняет деликтность конкретной категории деяний, отказываясь от публичного преследования за их совершение, но стремится существенным образом усилить противодействие подобным правонарушениям путем их перевода из разряда административных деликтов в категорию преступлений.
Конституционный Суд Российской Федерации сделал вывод, что такое законодательное решение влечет обязательное последствие - отмену административной ответственности, имея в виду, в том числе, и фактический отказ от исполнения ранее принятых на этот счет судебных решений. Что это означает?
В конкретном проявлении это означает, что лицо, в отношении которого постановление о назначении административного наказания не было исполнено на момент внесения изменений в законодательство, в том числе по причине уклонения от добровольного исполнения в установленный законом срок (как это имело место в настоящем деле), подлежит освобождению от административной ответственности за правонарушение, которое теперь является преступлением. Тем самым фактически признается принципиальная возможность парализации решения, принятого одной ветвью власти (судом), с помощью правового акта другой ветви власти (законодательной). Результатом этого становится возникновение (по вине законодателя?!) некоего "безделиктного периода", характеризующегося режимом: а) "правомерного" неисполнения ранее вынесенных правосудных решений и б) "ненаказуемостью правонарушений", освобождением лиц от каких-либо неблагоприятных последствий в виде мер публично-правового принуждения, при том что ответственность за соответствующее деяние новым законом не смягчается, а ужесточается.
Возникает вопрос, можно ли считать оспариваемые заявителями законоположения достаточно определенными для того, чтобы на их основании однозначно сделать содержащийся в мотивировочной части Определения соответствующий вывод?
Сомнения в определенности оспариваемых норм, как представляется, достаточно очевидны; это подтверждается и материалами дела, в частности различным, противоположным по своей сути, толкованием этих норм органами государственной власти, представившими Конституционному Суду Российской Федерации свои позиции по данной жалобе. Так, в заключении Генеральной прокуратуры Российской Федерации прямо отмечается, что в рассматриваемой ситуации положение части 2 статьи 1.7 КоАП Российской Федерации неприменимо, так как с принятием Федерального закона от 28 июля 2012 года N 141-ФЗ "О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации" произошло формально-правовое ухудшение, а не улучшение положение лица, совершившего до вступления в силу данного Федерального закона административное правонарушение, предусмотренное частью 2 статьи 5.60 КоАП Российской Федерации; в этих условиях, как полагает Генеральная прокуратура Российской Федерации, ответственность за деяния, совершенные до момента вступления в силу нового закона и до истечения сроков давности привлечения к административной ответственности за них, должна сохраняться. Иная позиция, по сути поддерживающая толкование, приданное оспариваемым нормам судами общей юрисдикции при рассмотрении конкретного дела заявителей, изложена в заключении Министерства юстиции Российской Федерации.
Очевидно, что посредством именно конституционно-судебной проверки соответствующих норм Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях возможно снять эту неопределенность. Причем в данном конкретном деле, как представляется, можно было бы решить соответствующую задачу и защитить права заявителей, в том числе путем принятия Определения Конституционного Суда Российской Федерации.
2. Возможности компромиссного по своей сути подхода в рамках Определения усматриваются в нереализованных возможностях оценки сложившейся в конкретном деле ситуации, когда имело место умышленное уклонение лица, привлеченного к административной ответственности, от добровольного исполнения соответствующего судебного решения в установленный законом срок, что привело в конечном итоге к необоснованному затягиванию процесса реализации административной ответственности вплоть до вступления в силу закона, установившего взамен административной ответственности уголовную ответственность. Конституционный Суд Российской Федерации, опираясь на ранее выработанные подходы, вполне мог, не прибегая к иным организационным формам судопроизводства, сформулировать свою позицию относительно наличия нарушения конституционных прав заявителей в конкретном деле и возможных способов, средств их восстановления, имея в виду необходимость безусловного следования конституционному принципу обязательности судебного решения, а также универсальному (общеправовому) требованию неотвратимости наказания.
Как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, исполнение судебного решения, по смыслу статьи 46 (часть 1) Конституции Российской Федерации, гарантирующей каждому судебную защиту его прав и свобод, следует рассматривать как элемент судебной защиты; защита нарушенных прав не может быть признана действенной, если судебный акт или акт иного уполномоченного органа своевременно не исполняется, что обязывает федерального законодателя создавать стабильную правовую основу для отношений в сфере исполнительного производства и не ставить под сомнение конституционный принцип исполнимости судебного решения (постановления от 30 июля 2001 года N 13-П, от 15 января 2002 года N 1-П, от 14 мая 2003 года N 8-П, от 14 июля 2005 года N 8-П, от 12 июля 2007 года N 10-П, от 26 февраля 2010 года N 4-П, от 14 мая 2012 года N 11-П, от 22 апреля 2013 года N 8-П, от 27 июня 2013 года N 15-П и др.).
Аналогичной позиции придерживается Европейский Суд по правам человека, отмечавший, что эффективность средств правовой защиты означает, в частности, что они должны предотвращать предполагаемое нарушение или прекращать его, равно как и предоставлять адекватную компенсацию за уже произошедшее нарушение (постановления от 26 октября 2000 года по делу "Кудла (Kudla) против Польши", от 30 ноября 2004 года по делу "Кляхин против России" и др.); в ситуации же, при которой правовая система государства позволяет, чтобы окончательное, обязательное судебное решение осталось недействующим к ущербу одной из сторон, право на судебную защиту становится иллюзорным, тогда как, по смыслу Конвенции о защите прав человека и основных свобод, исполнение решения, вынесенного любым судом, должно рассматриваться как неотъемлемая часть "суда" (постановления от 19 марта 1997 года по делу "Хорнсби (Hornsby) против Греции", от 7 мая 2002 года по делу "Бурдов против России", от 18 мая 2004 года по делу "Продан (Prodan) против Молдовы", от 6 октября 2005 года по делу "Шиляев против России", от 1 июня 2006 года по делу "Буй (Buj) против Хорватии" и др.).
Важна в этом плане также правовая позиция Европейского Суда по правам человека, выраженная в постановлении от 25 июля 2002 года по делу "Совтрансавто Холдинг против Украины": судебная система, допускающая возможность отмены в любое время любого окончательного решения, как таковая несовместима с принципом обеспечения судебной деятельности (выделено мною. - Н.Б.), который является одним из основополагающих элементов верховенства права по смыслу пункта 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.
В соответствии с этими подходами, сложившимися в практике конституционного правосудия и европейского конвенционного контроля, Конституционному Суду Российской Федерации, как представляется, следовало в рамках рассмотрения обращения граждан О.В. Борохова, В.А. Кауца и А.Ю. Федотова указать на необходимость такого понимания и применения оспариваемых ими законоположений, при которых - исходя из требований Конституции Российской Федерации в единстве с требованиями Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод в ее интерпретации Европейским Судом по правам человека - исключается как возможность создания умышленными действиями лица, привлеченного к административной ответственности, препятствий, приводящих к неисполнению вынесенного в отношении него судебного решения, так и возможность блокирования исполнения вступившего в законную силу судебного решения законом. В условиях конституционного разделения властей (статьи 10 и 11 Конституции Российской Федерации) недопустимо, чтобы решениями одной ветви государственной власти была создана ситуация невозможности реализации решений другой ветви государственной власти, принятых в пределах ее исключительных прерогатив.
Данный подход в полной мере соответствует также требованию неотвратимости наказания, что имеет основополагающее значение для понимания нормативного содержания и особенностей реализации конституционного принципа равенства в сфере юридической ответственности. Но для анализа проблемы в данном аспекте необходимо уже погружение в вопросы более общего, концептуального характера, в том числе об особенностях, порядке действия закона, устраняющего административную ответственность и вводящего за те же деяния уголовную ответственность, что предполагает необходимость исследования этих вопросов, по крайней мере, в аспекте и пределах обжалуемых норм.
3. В соответствии с пунктом 5 части 1 статьи 24.5 КоАП Российской Федерации производство по делу об административном правонарушении не может быть начато, а начатое производство подлежит прекращению в случае отмены закона, установившего административную ответственность. В свою очередь, часть 2 статьи 1.7 КоАП Российской Федерации закрепляет правило об обратной силе закона, смягчающего или отменяющего административную ответственность за административное правонарушение либо иным образом улучшающего положение лица, совершившего административное правонарушение.
Судя по лексико-грамматической и формально-юридической конструкции приведенных законоположений, Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях связывает придание закону обратной силы не с любым вариантом отмены административной ответственности, а лишь с таким, который можно рассматривать в общем ряду законодательных мер по улучшению положения лица, совершившего административное правонарушение, и, соответственно, по изменению в сторону сужения (сокращения) или полного отказа государства от карательного воздействия в определенной сфере. Закон, отменяющий административную ответственность, распространяется и на лицо, которое совершило административное правонарушение до вступления такого закона в силу и в отношении которого постановление о назначении административного наказания не исполнено, именно потому, что государство более не оценивает подобные действия как противоправные (общественно опасные) и требующие принятия мер публично-правового реагирования, считает необоснованным и нецелесообразным дальнейшее преследование лиц, совершивших те или иные проступки.
При этом обратная сила закона, отменяющего административную ответственность, не является абсолютной и во всяком случае имеет своим пределом состоявшееся на момент вступления такого закона в силу исполнение постановления о назначении административного наказания. Это свидетельствует о том, что закон, отменяющий административную ответственность, не ставит под сомнение состоявшуюся в системе прежнего административного законодательства государственно-правовую (судебную!) оценку конкретных действий как противоправных, равно как и законность и обоснованность мер административного принуждения, уже вынесенных в ходе и по итогам производства по делу об административном правонарушении.
Но применение данного правила (по сути, юридической аксиомы) должно исключать - в соответствии с требованиями конституционного равноправия - возможность различного обращения с лицами, находящимися в одинаковых или сходных условиях. Поэтому очевидно, что при смягчении наказания или полном устранении деликтности соответствующих действий, с одной стороны, по отношению к лицам, совершившим впоследствии действия, в отношении которых административный запрет был снят, не может быть начат процесс реализации административного принуждения, а с другой - к лицам, по отношению к которым процесс привлечения к административной ответственности на момент вступления в силу закона, отменяющего административную ответственность, не был окончательно завершен путем непосредственного исполнения соответствующего государственно-властного решения, процесс реализации административного принуждения не может быть продолжен и подлежит безусловному прерыванию.
Иная ситуация складывается в тех случаях, когда закону, отменяющему административную ответственность, сопутствует закон, вводящий за те же деяния уголовную ответственность. С момента вступления в силу такого правового регулирования деяния, ранее относившиеся к административно-деликтной сфере, не теряют своей отрицательной государственно-правовой оценки, которая, напротив, только усиливается, и, соответственно, лица, впредь совершающие подобные деяния, как и прежде, подлежат мерам государственно-правового реагирования, но более суровым, связанным с применением уголовной ответственности. При таких условиях конституционный принцип равенства не дает никаких оснований для прерывания уже начатого до вступления в силу указанного правового регулирования процесса реализации административной ответственности; напротив, неотвратимость наказания как нормативный элемент конституционного режима равенства и справедливости юридической ответственности требует, чтобы начатый процесс публично-правовой ответственности был завершен путем исполнения постановления о назначении административного наказания.
Конституция Российской Федерации, исключая придание обратной силы закону, устанавливающему или отягчающему ответственность (статья 54, часть 1), недвусмысленно предполагает, что совершенное правонарушение должно влечь за собой наступление ответственности не более строгой, чем та, которая была установлена на момент совершения правонарушения. Это означает, что вступление в силу закона, отягчающего ответственность путем ее трансформации из административно-правовой в уголовно-правовую форму, ни при каких условиях не может влечь применение вновь установленного уголовно-правового регулирования к лицу, совершившему административный проступок. Но это не дает поводов отказываться в подобных случаях от применения собственно административно-правовой ответственности, которая как раз и являлась выражением правомерной и справедливой квалификации государством совершенного деяния на момент его совершения, тем более что такая оценка действиям конкретного лица была дана судом.
Таким образом, освобождение от административной ответственности лица, к ней привлеченного, на том основании, что до момента исполнения постановления о назначении административного наказания вступило в силу правовое регулирование, сопровождающее отмену административной ответственности за конкретное деяние введением за то же деяние уголовной ответственности, означало бы нарушение общеправового принципа неотвратимости наказания, вытекающего из него требования непрерывности (преемственности) публично-правовой ответственности, а также конституционного принципа равенства юридической ответственности. Между тем в конкретных делах заявителей оспариваемым законоположениям судебной практикой был придан иной смысл, при котором такое освобождение от административной ответственности допускается.
При этом следует учитывать, что административно-правовая ответственность как разновидность публично-правовой ответственности, будучи непосредственно связана с реализацией государственных интересов по обеспечению законности и правопорядка, не может подменяться применением мер гражданско-правовой ответственности, направленной на защиту и восстановление прав и законных интересов отдельных участников гражданского общежития. В связи с этим содержащееся в Определении указание на то, что права заявителей могут быть защищены вне реализации административно-правовой ответственности - путем обращения в суд в целях установления в других процедурах оснований для привлечения совершившего соответствующее деяние лица к гражданской ответственности (абзац третий пункта 3 мотивировочной части), - представляется весьма сомнительным.
Все это свидетельствует о наличии неопределенности в оспариваемых законоположениях, требующей принятия мер конституционно-судебного реагирования. Это тем более важно, имея в виду, что в будущем могут возникать и другие ситуации, связанные с переводом тех или иных составов административных правонарушений (включая такие, которые предполагают применение достаточно суровых санкций в виде административных штрафов, порой превышающих уголовно-правовые) в разряд уголовно наказуемых деяний. Нельзя исключить, что такой подход может ориентировать судебную практику на освобождение от административной ответственности в соответствующий "мертвый период юридической безответственности" всех лиц, в отношении которых не исполнено постановление о назначении административного наказания.
Таким образом, Конституционный Суд Российской Федерации мог либо принять жалобу граждан О.В. Борохова, В.А. Кауца и А.Ю. Федотова к рассмотрению и разрешить поставленный ими вопрос в соответствующей процедуре конституционного судопроизводства, либо, опираясь на свои ранее выработанные правовые позиции, выявить конституционно-правовой смысл оспариваемых заявителями законоположений и вынести Определение по жалобе заявителей.
по Определению Конституционного Суда Российской Федерации от 10 октября 2013 года 1485-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы граждан О.В. Борохова, В.А. Кауца и А.Ю. Федотова на нарушение их конституционных прав частью 2 статьи 1.7 и пунктом 5 части 1 статьи 24.5 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях
1. Не могу согласиться с данным Определением, поскольку оно основано на таком толковании положения статьи 54 (часть 1) Конституции РФ и других конституционных положений, которое приводит к истолкованию оспоренных норм Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях, препятствующему исполнению решения суда, вступившего в законную силу, и реализации потерпевшим от административного правонарушения своего права на доступ к правосудию, таким образом вступая в противоречие с принципом res judicata.
Заявители обратились к прокурору Курчатовского района города Челябинска с требованием возбудить производство по делу об административном правонарушении, предусмотренном статьей 5.60 "Клевета" КоАП Российской Федерации, в отношении И.А. Рябченко за размещение на интернет-сайте информационно-аналитического агентства "Урал Бизнес Консалтинг" не соответствующую действительности и порочащую потерпевших информацию. Постановлением прокурора от 27 марта 2012 года соответствующее дело было возбуждено.
Постановлением мирового судьи судебного участка N 8 Калининского района города Челябинска от 11 апреля 2012 года, оставленным без изменения решением Калининского районного суда города Челябинска от 5 июля 2012 года, И.А. Рябченко признан виновным в совершении административного правонарушения, предусмотренного частью 2 статьи 5.60 КоАП Российской Федерации, выразившегося в том, что он распространил в средствах массовой информации заведомо ложные сведения, порочащие честь и достоинство О.В. Борохова, В.А. Кауца и А.Ю. Федотова, с назначением наказания в виде административного штрафа в размере 2000 рублей.
Постановлением Челябинского областного суда от 15 ноября 2012 года, оставленным без изменения постановлением Верховного Суда Российской Федерации от 14 февраля 2013 года, указанные судебные акты отменены, а производство по делу прекращено на основании пункта 5 части 1 статьи 24.5 КоАП Российской Федерации. При этом суды исходили из принятия Федерального закона от 28 июля 2012 года N 141-ФЗ "О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации" (вступил в силу 10 августа 2012 года), исключившего из Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях статью 5.60 в связи с криминализацией описываемого ею деяния, а также учитывали, что вынесенное в отношении И.А. Рябченко постановление о назначении административного наказания не исполнено.
2. При решении вопроса о допустимости жалобы заявителей необходимо учитывать специфические фактические и юридические обстоятельства этого дела.
Неисполнение административного наказания в отношении признанного судом виновным И.А. Рябченко и незаконное освобождение его от административной ответственности явились результатом несоблюдения судебными органами положений Кодекса об административных правонарушениях.
В соответствии с частью 1 статьи 32.2 "Исполнение постановления о наложении административного штрафа" КоАП Российской Федерации административный штраф должен быть уплачен лицом, привлеченным к административной ответственности, не позднее тридцати дней со дня вступления постановления о наложении административного штрафа в законную силу либо со дня истечения срока отсрочки или срока рассрочки, предусмотренных статьей 31.5 этого Кодекса. В данном случае оно вступило в законную силу 5 июля 2012 года. До 5 августа И.А. Рябченко должен был добровольно уплатить штраф. В случае неуплаты штрафа в тридцатидневный срок мировой судья должен был составить протокол об административном правонарушении, предусмотренном частью 1 статьи 20.25 "Неуплата административного штрафа в срок" КоАП Российской Федерации. Протокол о таком административном правонарушении в отношении И.А. Рябченко, не уплатившего административный штраф, должен был составить судебный пристав-исполнитель. До 7 августа 2012 года мировой судья должен был направить материалы судебному приставу-исполнителю для исполнения административного наказания в порядке, предусмотренном федеральным законодательством, а судебный пристав-исполнитель, кроме того, - составить в отношении И.А. Рябченко протокол об административном правонарушении, предусмотренном частью 1 статьи 20.25 КоАП Российской Федерации за неуплату в срок административного штрафа, возбудив тем самым второе дело об административном правонарушении. Во-первых, статья 20.25 не исключена из КоАП Российской Федерации и продолжает действовать, а во-вторых, наказание за совершение административного правонарушения, предусмотренного ее частью 1, является более суровым, чем штраф размером в 2000 рублей.
Вступившие в законную силу постановления мировых судей подлежат неукоснительному исполнению на всей территории Российской Федерации (часть 1 статьи 6 Федерального конституционного закона "О судебной системе Российской Федерации). Само по себе судебное решение будет иллюзорным, если оно не материализуется, не будет исполнено.
Право на судебную защиту - как по буквальному смыслу закрепляющей его статьи 46 Конституции Российской Федерации, так и по смыслу, вытекающему из взаимосвязи этой статьи с другими положениями главы 2 "Права и свободы человека и гражданина" Конституции Российской Федерации, а также с общепризнанными принципами и нормами международного права, - является личным абсолютным неотчуждаемым правом каждого человека. В качестве неотъемлемого элемента оно предполагает обязательность исполнения судебных решений.
Эти требования корреспондируют положениям статьи 2 Международного пакта о гражданских и политических правах, провозгласившей обязанность государства обеспечить любому лицу, права и свободы которого нарушены, эффективные средства правовой защиты, а также пункта 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод в его интерпретации Европейским Судом по правам человека, который в своей практике также исходит из понимания исполнения судебного решения как неотъемлемого элемента права на суд и признает, что нарушение этого права может приобрести форму задержки исполнения решения (постановления от 19 марта 1997 года по делу "Хорнсби (Hornsby) против Греции", от 7 мая 2002 года по делу "Бурдов против России") (Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 1 ноября 2012 года N 2008-О).
Вне всякого сомнения, право на судебную защиту в его материализованной форме вытекает из принципа верховенства права, который является одним из элементов духовного наследия, общего для государств - членов Совета Европы. Аксиологическая ценность этого принципа чрезвычайно высока. С учетом положения статьи 16 (часть 2) Конституции Российской Федерации положения ее статьи 54 (части 1) о том, что закон, устанавливающий или отягчающий ответственность, обратной силы не имеет, должны толковаться с учетом того, что одним из принципов конституционно-правовой аксиологии является возможность не только уравновешивания двух конституционных принципов, но и придание большего веса одной из коллидирующих конституционных ценностей.
Коллизия между такими ценностями, которые предусмотрены в статье 54 и в статье 46 (часть 1) Конституции Российской Федерации, возникла в связи с тем, что Федеральным законом от 28 июля 2012 года N 141-ФЗ "О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации" статья 5.60 КоАП Российской Федерации признана утратившей силу, а Уголовный кодекс Российской Федерации дополнен статьей 128.1 "Клевета". Однако, несмотря на то что в силу данного закона произошла не полная отмена ответственности за правонарушение (клевету), а наоборот, административное правонарушение подвергнуто криминализации и стало квалифицироваться преступлением, суды на основании оспариваемых заявителями (потерпевшими по административному делу) норм прекратили производство по делу об административном правонарушении по факту клеветы, совершенной И.А. Рябченко до вступления в силу Федерального закона N 141-ФЗ.
Ошибочность состоявшегося правоприменения состоит в том, что суды не учли наличие такого родового юридического понятия, как публично-правовая ответственность <1>, которое оказывается крайне необходимым для правильного толкования статьи 54 (часть 1) Конституции Российской Федерации. Как указал Конституционный Суд в Определении от 16 января 2001 года N 1-О по делу о проверке конституционности примечания 2 к статье 158 УК Российской Федерации в связи с жалобой гражданина Д.А. Скородумова, реализация конституционного принципа обратной силы закона, устраняющего или смягчающего ответственность, обусловливается изменением содержания общественной опасности.
--------------------------------
<1> См.: Кислухин В.А. Виды юридической ответственности: Автореф. дис.... канд. юрид. наук. - М. 2002.
Толкование оспоренных норм Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях, приведшее в нарушение принципа верховенства права к освобождению И.А. Рябченко от административной ответственности за совершенную клевету в связи с ее криминализацией, не учитывает, что публично-правовая ответственность за клевету не устранена и не смягчена, а наоборот, усилена.
В связи с этим норма статьи 54 (часть 2) Конституции Российской Федерации, согласно которой при устранении законом ответственности за правонарушение должен применяться новый закон, не может толковаться как императивно требующая прекращения производства по делу об административном правонарушении, совершенном до вступления в силу нового закона, которым это правонарушение криминализовано.
Я согласен с мнением большинства судей Конституционного Суда Российской Федерации в том, что нормы части 2 статьи 1.7 и пункта 5 части 1 статьи 24.5 КоАП Российской Федерации не противоречат Конституции Российской Федерации, но только при условии систематического, конституционно-правового истолкования, учитывающего иерархию правовых ценностей, предполагающей, что толкование норм более низкого уровня должно осуществляться в соответствии с нормами более высокого уровня. Условием придания закону обратной силы является реальное смягчение или отмена публично-правовой ответственности.
Если же одна разновидность публично-правовой ответственности заменяется другой путем криминализации деяния, субъекты права в силу действия конституционных ценностей, обладающих наивысшим весом - верховенства права, - не оказываются в состоянии, когда невозможно использовать юрисдикционные органы государства в целях обеспечения правового принципа неотвратимости наказания, тем более что Челябинский областной суд отменил законные судебные акты, которые должны были быть исполнены в установленные сроки.